Мой дед – сам участник войны – никогда о ней не рассказывал. Все, что мы знаем, – это редкие фрагменты его жизни. Теперь, когда его не стало, мы не узнаем всего, что с ним происходило. Все так и останется фрагментами. Все так и останется. Все…

Несколько лет назад мне довелось смотреть один спектакль, он назывался «Война глазами детей». В его основе воспоминания и письма детей, живших в войну, причем не только русских детей, но и немцев, евреев – всех тех, кого коснулась война. Это были живые воспоминания, без художественного вымысла, без красочного оформления. И то, что рассказывал автор и режиссер этого спектакля зрителю, не поддавалось и не поддается, на мой взгляд, в полноте словесному описанию. Там очень много было до-словного, порой инстинктивного и животного – страха, голода, ненависти и любви, желания жить и смерти со всей отвратительностью ее лика. Я часто вспоминаю о нем, в особенности, когда вокруг раздается ликование по поводу Дня Победы.

Когда один из моих прихожан сказал, что они готовят Войну глазами детей, я представлял себе содержание спектакля, я готовился к нему, но оказался полностью не готов. Все то, что происходило на сцене, заставляло увидеть бесцветность военного существования: все выцветало, все начинало разрывать тебя изнутри, и ты становился нервом обнаженным и не защищенным ни от своих, ни от чужих. Да и вообще, пожалуй, впервые кто-то пытался дать нам понять, что война с ее привычными оппозициями «свой-чужой», «наши–не наши» – это не война. Война – смерть, голод, ненависть, бессмыслица и уродство вокруг тебя. За что страдают дети, Боже? – звучало тогда на сцене… Я не мог ответить тогда, не смогу и сейчас, да и Бог не ответит на этот вопрос, потому что алогичность смерти ребенка, вплетенная в амбиции взрослых, стремящихся к господству, ее бессмысленность не позволяет дать ответа на этот вопрос… Ответить в этом случае означает оправдать, а оправдать это невозможно! Ребенок умирающий, ровно как и ребенок, видящий смерть, – проклятие…

Я не хочу играть в войну,  – слышал зритель спектакля. Я тоже не хочу играть в войну. Я не хочу играть в нее с наклейками «Спасибо деду» и ленточками на антеннах автомобилей, с дачными застольями «на майские»… Только поймите правильно: помнить войну, помнить подвиг наших защитников и земляков нужно, но вместе с тем нужно помнить, что множественное «Ура!» в этот день может заглушить то, что гремит в этих детских воспоминаниях и письмах, – смерть! – серый череп, уничтожающий все вокруг, вне зависимости от твоей крови, национальности, возраста… И «ура» одного – это всегда скорбь другого, порой совсем безвинного, если, конечно, этот другой остался жив…

Быть может поэтому так пугают меня надписи на машинах «На Берлин!» или «Готовы повторить!». Боюсь, что никто не готов повторить, никто не готов из нас видеть то, что видели они – дети и взрослые той войны. Не ошибусь, если скажу, что не для этого они умирали и не этот ура-патриотизм им сейчас нужен. Достойная память о них сейчас – это молитва и пусть даже самая на первый взгляд беспомощная попытка сохранить мир, всю хрупкость которого мы порою не понимаем, поскольку не понимаем всей отвратительности безжалостной смерти, неизменно сопутствующей войне.

Иеромонах Филарет (КУЗЬМИН)