Весь христианский мир празднует в эти дни победу над смертью. Мы поздравляем с этим событием друзей и знакомых и чувствуем свою и их причастность к этой благой вести. Удивительное ощущение сопричастности Вечности и всеобщему единению. Как у Шиллера в “Оде к радости”:

Радость, пламя неземное,

Райский дух, слетевший к нам,

Опьянённые тобою,

Мы вошли в твой светлый храм.

Ты сближаешь без усилья

Всех разрозненных враждой,

Там, где ты раскинешь крылья,

Люди — братья меж собой.

Но очень-очень многие наши ближние лишены этой радости. До них не доходит ее свет, хотя, казалось бы, редкая семья в наши дни обходится без куличей и крашеных яиц. Я знаю многие татарские семьи, которые так же в эти дни приобщаются к православной традиции, пусть и внешне. Но часто люди крещеные, формально православные, оказываются дальше от всеобщей радости, чем их исповедующие другую веру соседи!

Меня попросили почитать лекции школьникам 10-х классов. Приходят живые, любознательные дети, видно, что много занимаются и много знают. Интересуются будущей профессией. В общем, впечатление о себе оставляют однозначно положительное. По ходу нашего занятия я предлагаю им найти ошибки во фразах и заголовках, почерпнутых в Интернете и СМИ, и исправить их. Ошибки самые разные, но большинство из них на паронимию (близкозвучные слова, имеющие разное значение). Скажем, «гормональный фонд» или «литургический сон». Тут они хором отвечают, что гормональный, конечно, фон, а сон – летаргический. А что такое «литургический», спрашиваю. «А такого слова нет», - слышу дружный ответ. Кто-то один обычно сомневается: «Да нет, есть вроде…» Но на вопрос, что оно означает, ответить не может. В другом классе я услышала: «Есть такое! Что точно означает – не скажу, но что-то связанное с похоронами». Да нет, говорю, что вы, наоборот дело очень даже радостное. И в общих и простых словах объясняю, что это. «Ну вот, - настаивает школьник, - церковное же! и я говорю – с похоронами связано!» Одноклассники одновременно и восхищаются неожиданными познаниями сотоварища, и хихикают. Церкви в их жизни, очевидно, нет…

Вспоминаю себя в их возрасте. Я тогда точно не знала слова «литургия». И я тоже считала, что церковь – это про смерть. Но тогда вся церковная жизнь была глубоко на периферии жизни общественной… А теперь? А теперь у моих ровесников выросли дети – и в их сознании ничего не изменилось. Они отвечают на вопрос так же, как ответили бы их родители тридцать лет назад…

Практически ничего из этой сферы не знают и мои первокурсники-филологи, вчерашние школьники по сути, которым я читаю старославянский язык. Читать старославянские тексты с ними трудно: эти тексты – на 95 процентов из Священного Писания, о котором студенты имеют очень смутное представление. Особенно почему-то в этом году не повезло царю Ироду. Я рассчитывала, что рождественскую историю о Вифлеемской звезде должны уж хоть как-то краем уха слышать все. Но нет. Читаем: Тогда Ирод… Первое слово перевели, на втором запнулись. Оказалось, никогда не слышали это имя, даже в качестве ругательства. Вроде рассказала, но они забыли к концу семестра, и вот уже в задании выписать и разобрать формы глаголов из отдельных предложений выписывают «иродъ» и обозначают его как форму простого аориста (одна из форм прошедшего времени). Славянизмы вымываются из современного русского языка, оставляя после себя пустыню. Апостол Петр с другими учениками Христа отправился ловить рыбу (Ин 21), но они ничего не поймали. Наутро явился им Иисус и посоветовал: ввéрзите мрéжу о деснýю странý корабля́ и обря́щете. Из этого совета студенты поняли только слово «корабль»… «Вы ввергаете меня в изумление», - пыталась подсказать им я. «Что мы делаем?» - тревожно спрашивали они.

Последние остатки высокого стиля уходят, их место занимает бывший средний стиль – тот регистр, которое наше поколение привыкло воспринимать как литературно-нейтральный, а сейчас он, верно, кажется устаревшим и выспренним. Место среднего стиля занимает низкий. А на его место, в свою очередь, хлынуло бывшее языковое отребье, включая мат…

Я сужу о накопившихся проблемах с той точки зрения, которая мне ближе, - с точки зрения языка. Но надо помнить, что язык не только отражает то, что творится в головах, но и, согласно теории лингвистической относительности, в чем-то направляет наши мысли.

Сейчас очень много дискуссий вокруг Церкви: какое место она должна занимать в общественной сфере. Нужно признать, что с обеих сторон в них часто принимают участие люди не самые компетентные – и уж точно не самые выдержанные. Суть вопроса часто подменяется частностями. И картина вырисовывается весьма неприглядная. Боюсь, однако, пока мы спорим, мы упустим главное и пройдем какую-то точку невозврата… Вернее, как раз возврата – к прошлому. Вопрос только в том: к какому именно прошлому?

Помните, чем заканчивается великий грузинский фильм «Покаяние»? Замечательным диалогом. «Скажите, эта дорога ведет к храму?» - «Нет. Это улица Варлама. Она не ведет к храму». – «Тогда зачем нужна эта дорога, если она не ведет к храму?»

Улица Варлама оказалась проторенным путем, на котором мы все еще топчемся…